Кшиштоф Пендерецкий: Мне музыка мешает

29 марта скончался Кшиштоф Пендерецкий. Это интервью Павла Яблонского с великим композитором опубликовано в 2014 году в польском журнале «НОВАЯ ПОЛЬША» в связи с его 80-летним юбилеем.

ПЕНДЕРЕЦКОМУ — МНОГАЯ ЛЕТА, А ПОКА 80

Знаменитому польскому композитору-классику Кшиштофу Пендерецкому исполнилось 80. Пендерецкий — обладатель более сотни международных премий, на рубеже тысячелетий он был удостоен в Каннах премии как самый великий из живущих композиторов.

Сначала он прославился как авангардист, но в последней четверти XX в. испытал на себе влияние творцов музыки XIX в. Большое место занимает в его творчестве музыка духовная, причем особенная роль принадлежит музыке, связанной с православной традицией.

Пендерецкий считает Петербург не только культурной, но и духовной столицей России. Он серьезно изучал древнерусскую музыку, церковнославянский язык, исследовал отношение текста к музыкальной фразе. Именно здесь, в Смольном соборе, несколько лет назад состоялась российская премьера его «Утрени» для солистов, трех хоров и симфонического оркестра.

Павел Яблонский не раз беседовал с выдающимся композитором. Данный материал составлен из фрагментов этих бесед.

— Вы прославились еще в 60-е годы «Плачем памяти жертв Хиросимы». Как Вы сегодня относитесь к этому произведению?

— Это одно из самых значительных моих произведений, отражающих мое отношение к миру. Оно не теряет актуальности и сегодня, поскольку в мире происходит много трагических событий. Все время войны… А уж что такое концлагерь Аушвиц! Я сам пережил войну, и в «Польском реквиеме» как раз писал о жертвах этого лагеря, о страданиях Польши вообще.

— Какие еще Ваши произведения особо Вам дороги?

— Например, первая опера «Дьяволы из Людена» (1969). Очень дороги все мои симфонии еще и потому, что, по сути, они представляют собой цикл, в котором одна симфония перетекает в другую. Камерная музыка занимает у меня особое место. И чем старше я становлюсь, тем важнее она для меня. Вообще сейчас композиторы не сочиняют камерной музыки, просто не умеют. Это иногда и труднее — она же интимна, исходит из глубины души. Ведь написать для четырех, трех, одного инструмента, возможно, даже и труднее, чем для большого оркестра.

— Можно ли говорить о какой-то одной музыкальной теме присущей только Вам?

— Нет, у меня очень разнообразная музыка, многожанровая. Но у нее есть одна общая черта — она близка человеку. Мне вообще очень близок и дорог человек. Я использую в своем творчестве Евангелие, написал много духовных произведений, но у меня при этом все же на первом месте не Бог, а человек. Жизнь человека ведь иррациональна, поэтому многие композиторы всегда будут обращаться к духовному.

Моя музыка часто носит абстрактный характер. Я думаю, если б я жил в Новой Зеландии, я писал бы не такую музыку, которую создаю, живя в Польше. Мой народ, моя семья, события вокруг — это моя жизнь, это меня и наполняет. И хорошо, что моя музыка задевает и русского человека, и слушателей многих других стран. Моя музыка — музыка славянина, швейцарец, например, скорее всего, вообще не будет писать музыку, а предпочтет сделать часы или сыр.

— Как складывались Ваши творческие взаимоотношения с кинематографом?

— Еще в 60-е я написал музыку для фильма «Рукопись, найденная в Сарагосе» В. Хаса. Было еще несколько работ. Брали мою музыку и С. Кубрик, и М. Скорсезе, и А. Рене… Совсем недавно я написал музыку для «Катыни» А. Вайды. В Катыни погиб мой дядя, а у Вайды — отец. Но вообще-то композитор, который пишет симфонии, у режиссеров не вызывает особого интереса.

— Вы обычно волнуетесь при подготовке к дирижерскому выступлению?

— Конечно, если оркестр плохо подготовлен или вообще плохой, то могут быть проблемы. Ну, а если такой оркестр, как в Петербургской филармонии, который и играет великолепно, и прекрасно понимает мою музыку, то для меня это одно наслаждение.

— Вводите ли Вы в свои композиции современные электронные  инструменты?

— В 60-е годы я увлекался электроникой. Даже много чему тогда научился. Но все же предпочитаю живую музыку. Сегодня я уверен, что из такого оркестра могу добыть больше, чем из электронных инструментов.

— Какие музыкальные инструменты особенно близки Вашему сердцу?

— Человеческий голос.

— Какие композиторы прошлого и современности в мире, в Польше, в России Вам больше всего нравятся?

— Многие. Из классиков — Бах, Монтеверди, прежде всего Бетховен. Очень люблю симфонии XIX в., например Малера, но, пожалуй, больше всех — Брукнера. Если говорить о XX в., то это Рихард, Штраус, Барток, Мессиан.  Из российских классиков XIX в. люблю практически всех, начиная с Бородина. Ну, а Чайковский — это уже мировая музыка! Люблю и Рахманинова, и Прокофьева, но у этого последнего — скорее не большие оркестровые произведения, а камерные. Ценю Шостаковича как автора не только симфоний, но и великолепной камерной музыки, она просто уникальна! Скрябин мне очень интересен. Русская музыка вообще заняла достойное место в музыке ХХ в. У меня сложились дружеские отношения с Р. Щедриным, С. Губайдуллиной.  И русскую литературу я всегда считал для себя очень важной, она обогащает мой внутренний мир. Кстати, в Польше она вообще очень популярна. У меня в планах музыка к поэзии Есенина.

— Что в музыкальном мире оказалось для Вас наибольшим потрясением, наибольшим открытием?

— Я рос в маленьком городке. Помню — мне было тогда около 14 лет, — как мы с отцом поехали в Краков на концерт «Страсти по Матфею» Баха. Для меня это было и настоящим потрясением, и великим открытием. В 1940-1950-е годы по радио такой музыки не передавали. Даже в филармонии религиозную музыку услышать было довольно трудно, ее начали исполнять гораздо позднее.

— Ну, а какой звук или звуки вызывают у Вас наиболее глубокие чувства?

— Если говорить о музыке — это ведь математика, абстракция, не имеющая прямого отношения к природным звукам. Я лично мыслю скорее формами, и только потом приходят звуки, музыка. Форма первична… Хотя, пожалуй, может быть и такой звук, который провоцирует меня на написание чего-то. Например, в «Семи вратах Иерусалима» я использовал инструмент, который сам сконструировал — тубафон. Я видел, как в Полинезии аборигены играют на бамбуковых трубах. Это был необычный звук, который оказался действительно чем-то новым, и мне захотелось воспроизвести его с помощью тубафона.

— Ваша музыка отражает мир или пытается его улучшить? Может быть, Вы своей музыкой стараетесь помочь человеку стать лучше?

— Конечно, когда я был молод, я был идеалистом и думал, что искусство, музыка могут изменить мир, человека, сделать их лучше. Но сейчас так не думаю.

— А если бы вдруг сегодня сам Господь Бог Вам сказал: «Кшиштоф Пендерецкий, Вы — выдающийся композитор, создайте ту музыку, которая может изменить мир к лучшему!» Что бы Вы ответили?

— Конечно, если бы сам Господь Бог обратился ко мне, я бы это сделал, но сомневаюсь, что Он ко мне обратится.

— Но Вы — верующий?

— Конечно, я написал столько религиозной музыки.

— При этом без общения с Богом?

— Пока да. И думаю, что никогда этого не произойдет. Просто, знаете, многие творцы ссылаются на Бога: «На меня что-то снизошло»… Я нормальный человек, не метафизик.

— С какой музыкой Вам приятнее отдыхать, а какая — вдохновляет на творчество?

— Вообще музыка мешает. Когда я пишу, я не слушаю никакой другой музыки. А для удовольствия чаще слушаю классику, например полифонию XVI в. Вообще люблю абстрактную, полифоническую, сложную музыку. Но просто так я музыку не слушаю. Тем более, если у меня вечером концерт. Мне любая звучащая где-то музыка просто мешает.

— Вы, стало быть, любите тишину?

— Да. Я постоянно живу в мире звуков, и от этого порой трудно куда-то спрятаться. У меня есть свой дом, большой парк, я увлекаюсь ботаникой. Там я себя чувствую лучше всего… Но и там у меня… птицы поют.

— Что увлекает Вас в русской духовной музыке?

— Во-первых, в русской христианской традиции большую роль, чем в западной, играет сама музыка. Как я давно обнаружил, служба в русском православном храме — это некое действо, нечто вроде музыкального театра. Без музыки, без пения службу в русском храме даже представить себе невозможно. В Польше, например, священник не поет, служба идет как бы в разговорном жанре. Мне кажется, что для композитора русский храм является источником вдохновения большим, чем западный. Я давно увлекся русской духовной музыкой. У меня уже есть несколько основанных на ней композиций для старославянских текстов…

— Что, по-Вашему, сообщает человеку русская духовная музыка?

— Коль вся православная литургия построена на музыке, в таком случае это совершенно иная концепция литургии, где рождается свой посыл, свое особое воздействие. И тут невозможно ничего выразить словами, невозможно ничего вычленить, невозможно смысл сформулировать в виде некоего сообщения. В этом удивительном русском музыкальном театре принимают участие все, и в итоге все предстает совершенно по-другому, чем на Западе, здесь все находящиеся в храме участвуют в действе и в переживании. Так вот и является тот самый уникальный феномен русской общности, соборности.

— А лично у Вас какие ощущения возникают, когда Вы слушаете эту музыку?

— Композитору вообще трудно словами передавать свои чувства, он их скорее может выразить в музыке. Могу лишь сказать, что я чувствую язык русской духовной музыки, понимаю то, из чего он складывается. Мне это нравится, близко, это — мой язык.

— То есть, Вы ее скорее воспринимаете рационально, как конструкцию, анализируете, из каких элементов эта прекрасная конструкция складывается?

— Да, да. Но сначала чувствами воспринимаю, а потом рационально. От чувства — к разуму.

— Если Вы так высоко цените русскую духовную музыку, то можно ли на этом основании говорить и об особой духовности русского народа?

— Думаю, да. В русской духовной музыке вообще больше спонтанного, чувственного, а в западной духовной музыке больше сдержанности, рассудка, рационализма. В костеле нет эмоций. Там человек более в себе, музыка сосредоточена внутри человека, а здесь она выплескивается, становится средством общения.

— Интересно, но даже режиссер К. Занусси, который многие годы был советником по культуре при Папе Римском, говорил, что обретения христианством в мире нового дыхания он ожидает не столько от католической, сколько от возрождающейся сегодня православной церкви.

— Я бы так не стал говорить. В польском костеле тоже есть большая духовная глубина. Просто она более сдержанно проявляется.

— Но, как известно, своя духовная музыка есть и у южных народов, мы знаем, например, американскую негритянскую духовную музыку — спиричуэлз.

— В этих случаях вряд ли может идти речь о том уровне духовности, о котором мы говорим. Скорее такая музыка говорит не о духовности, а о характере этих народов, об их темпераменте, ну и спонтанности. В Европе сложилось так: есть великий Бог и есть маленький человек, а вот у них Бог как бы доступнее, ближе, и всё в отношении к Богу спонтанно выплескивается наружу. Американские баптистские храмы можно назвать «экстравагантным христианством».

— О Санкт-Петербурге любят говорить, что это город архитектурных ансамблей, со своим выраженным стилем, духом, что он монументален. Возможно, Петербург близок в чем-то Вашей музыкальной системе?

— Меня особенно радует очень богатая музыкальная жизнь в Петербурге, он живет музыкой, музыка его питает, здесь очень хорошая публика. Если речь идет о музыке — это, можно сказать, главный город России. Сам же город, его образ, я воспринимаю как воплощение порядка и гармонии. Его построили за очень короткое время, и сразу подходили к его созданию, исходя из концепции целостности, ансамбля. Я много повидал на свете, но нет других таких городов в мире. К счастью, период социализма его облик не испортил. Старый Петербург — будто творение одного архитектора-композитора. Замечательно, что все это сохраняется.

— Что Вас радует более всего в жизни, что огорчает?

— Радует более всего мой сад, который я давно выращиваю, мои деревья. Они постоянно меняются: цветут, растут, развиваются. Когда я писал свою Седьмую симфонию, источником вдохновения стали для меня мои деревья, сад. Я чувствую деревья, словно живые существа. Думаю, это единственное произведение в мире, которое написано в честь деревьев. А огорчает, расстраивает меня больше всего политика, особенно польская.

Беседовал Павел Яблонский

Музыка. Публикации Дипломат.ру

Польша. Публикации Дипломат.ру

Подписывайтесь на наш видеоканал Дипломатрутубе

Подписывайтесь на наш канал в Telegram

Подписывайтесь на наш канал в Яндекс. Дзен

where to buy viagra buy generic 100mg viagra online
buy amoxicillin online can you buy amoxicillin over the counter
buy ivermectin online buy ivermectin for humans
viagra before and after photos how long does viagra last
buy viagra online where can i buy viagra